|
|
|
| ||
|
|
Коронация Перевод на русский язык: Леонид Аникеев В течение многих лет законы и правила «нормальной» жизни удушали нас почти до предела, верёвка стягивалась всё сильнее и сильнее, ожидая, когда же неведомые силы её разорвут. Теперь, когда верёвка оборвалась, мы пытаемся связать её концы, а, может быть, надо расплести её свисающие обрывки, чтобы увидеть, что мы могли бы из них соткать? Вирус19 показывает нам, что когда человечество объединено общим делом, возможны феноменально быстрые изменения. Нет таких мировых проблем, которые технически невозможно решить; проблемы возникают из-за разногласий между людьми. В целом, творческие силы человечества безграничны. Ещё несколько месяцев назад мысль о прекращении деловых авиаперелётов показалась бы нелепой. То же самое относится к радикальным изменениям, которые вносятся в наше социальное поведение, экономику и роль правительства в нашей жизни. Вирус19 демонстрирует силу нашей коллективной воли, когда мы достигаем согласия о чём-то важном. Чего ещё мы можем достичь слаженной работой? К чему мы стремимся, и какой мир нам нужно создать? Это всегда следующий вопрос для тех, чей ум пробуждается во всей своей силе. Вирус19 походит на вмешательство реабилитации, которая ломает нормальный ход привычных событий. Чтобы отказаться от вредной привычки, надо открыто её признать и показать, превратить её из принудительного поведения в свободу выбора. Когда кризис утихнет, у нас может появиться возможность спросить себя, хотим ли мы вернуться в привычное русло, или можно извлечь какой-то урок из этого разрыва шаблонов, который мы хотим привнести в будущее. После того, как многие потеряли работу, можно задаться вопросом, а столь нужна ли миру именно эта работа, и не лучше ли наш труд и способности применить в других областях? Какое-то время мы уже живём без авиаперелётов, выходных в Диснейленде и торговых выставок. Можно спросить себя, а так ли это нам нужно? Какие отрасли экономики мы хотим восстановить, а от каких отказаться? И на более мрачной ноте, можем ли мы направить политическую, общественную и личную волю на восстановление всего, что сейчас отбирается у нас – гражданские свободы, свободы собраний и встреч, право распоряжаться своим телом, встречи с родственниками и друзьями, объятия, рукопожатия, живое общение и жизнь в социуме? Большую часть своей жизни я чувствовал, что человечество приближается к развилке дороги. Кризис, коллапс, разрыв казались неизбежными, за ближайшим поворотом, но всё никак не приходили. Представьте, что вы идёте по дороге, и где-то впереди видите перекрёсток. Кажется, это просто за холмом, вокруг изгиба, мимо леса. Взбираясь на холм, вы видите, что ошиблись, это был просто мираж, перекрёсток дальше, чем вам казалось. Вы продолжаете идти, иллюзия развилки то появляется, то исчезает из виду, и кажется, что эта дорога продолжается вечно. Может быть, и нет никакого перекрёстка. Нет, вот опять, и всегда почти здесь! Но снова не появляется. Вдруг, внезапно, за поворотом, вот оно! Мы останавливаемся, едва ли готовы поверить в то, что это случилось, едва ли способны осознать после многих лет пути по дороге, проторённой предшественниками, что теперь у нас наконец-то есть выбор. Мы ошеломлены новизной нашей ситуации. Перед нами сотни путей, и некоторые ведут в привычном направлении, в котором мы уже шли. Некоторые ведут в ад на земле. А некоторые ведут в другой мир, более цельный, здоровый и красивый, чем мы когда-либо осмеливались себе представить. Я пишу эти слова, находясь здесь вместе с вами, сбитый с толку, возможно, напуганный, но также и с ощущением новой возможности в этой точке, на развилке многих дорог. Давайте посмотрим на некоторые из них и на то, к чему они могут привести. * * * * * Подруга рассказала мне историю. Неделю назад она зашла в магазин и увидела женщину, которая рыдала в углу. Пренебрегая правилами соблюдения дистанции, она подошла к женщине и обняла её. Та сказала: «Спасибо, впервые за десять дней меня хоть кто-то обнял». Возможно, обойтись без объятий в течение нескольких недель – это невысокая цена за сохранение миллионов жизней, если объятия распространяют эпидемию. В краткосрочном плане соблюдение личной дистанции вполне аргументировано, иначе больницы не справятся с взрывом новых случаев заражений. Но можно посмотреть и более широко, с более долгосрочной перспективы. Если уж мы в нормативном порядке вводим правила дистанции между людьми и перестраиваем общество для их соблюдения, давайте думать о том, какую дорогу мы выбираем и почему. Аналогично обстоят дела и с другими происходящими из-за вируса изменениями. Некоторые комментарии отмечают, что ситуация замечательно укладывается в повестку дня для тотального контроля. Перепуганные люди готовы принять такие ограничения гражданских свобод, которые иным способом было бы сложно оправдать. Это поголовное и ежесекундное отслеживание передвижений, принудительное лечение медикаментами, навязанный карантин, невозможность путешествовать, ограничение общения и групповых мероприятий, цензура всего, что власти сочтут дезинформацией, запрет на удовлетворение многих потребностей тела, военно-полицейский контроль над гражданами. Многое из этого частично существовало и до вируса19, но с его приходом сопротивление этому стало бесполезным. То же самое относится к удалённой онлайн торговле и работе, переходу от участия в спортивных мероприятиях к телевизионным трансляциям, миграции жизни из общественных мест в замкнутые квартиры, уходу от реального школьного обучения в дистанционное, проведение досуга с компьютерными экранами вместо прогулок на воздухе. Так что вирус19 просто ускорил уже существовавшие тенденции, политические, экономические и общественные. Хотя всё это может быть оправдано в краткосрочном плане для снижения роста кривой заболеваемости, мы также слышим много призывов к «новым нормам» жизни. Это может значить, что перемены не такие уж временные. Как и «угроза терроризма», «угроза новой инфекции» никогда не исчезает, поэтому контрольные меры могут запросто стать постоянными. Если мы, так или иначе, всегда двигались по такому пути, сегодняшние аргументы должны быть частью более глубоких импульсов и мотиваций. Я рассмотрю эти побудительные мотивы с двух сторон: рефлекс контроля и война со смертью. При таком понимании появляется возможность для инициатив, которые мы уже видим в солидарности, сострадании и заботе, на которые вдохновил вирус19. Рефлекс Контроля Пока что, по официальной статистике, от вируса умерли около 25,000 человек. Пока эпидемия не пройдёт, можно ожидать в десять или в сто раз больше, или даже в тысячу раз, если верить самым пугающим прогнозам. У каждого из этих людей есть близкие, любимые, в семье и в кругу друзей. Сочувствие и совесть призывают нас сделать всё возможное, чтобы предотвратить излишние трагедии. Есть и личные аспекты: моя горячо любимая, но уже старенькая мать относится к категории наиболее уязвимых людей для этой болезни, которая убивает немощных и пожилых. Какими будут окончательные цифры? На этот вопрос сейчас невозможно ответить. Ранние сообщения вызывали тревогу; в течение нескольких недель официальные данные из Ухани говорили о шокирующих 3,4% смертности, и это бесконечно распространялось в СМИ. В сочетании с крайне заразной природой вируса, это указывало на десятки миллионов смертей во всем мире, или даже целых 100 миллионов. В последнее время оценки снизились, поскольку стало очевидно, что большинство случаев являются лёгкими или бессимптомными. Поскольку тестирование было ориентировано на тяжелобольных, уровень смертности выглядел искусственно завышенным. В Южной Корее, где были протестированы сотни тысяч людей с лёгкими симптомами, уровень смертности составляет около 1%. В Германии, где тестирование распространяется на многих людей с лёгкими симптомами, смертность составляет 0,4%. Недавняя статья в журнале «Наука» утверждает, что в 86% случаев заражённые вирусом19 вообще не приходят к врачам и не зарегистрированы. Это указывает на гораздо более низкий уровень смертности по сравнению с имеющимися показателями. История круиза «Алмазная принцесса» поддерживает эту точку зрения. Из 3,711 человек на борту около 20% показали положительный результат теста на вирус19; менее чем у половины из них были симптомы, и восемь умерли. Круизный лайнер является идеальным местом для заражения, и у вируса было достаточно времени, чтобы распространиться на борту, прежде чем кто-либо что-либо предпримет, но только пятая часть была заражена. Кроме того, возраст пассажиров (как и на большинстве других круизов) был на стороне пожилых людей: почти треть пассажиров были старше 70 лет, а более половины были старше 60 лет. Исследовательская группа после анализа большого числа бессимптомных случаев пришла к выводу, что истинный процент смертности в Китае составляет около 0,5%. Это всё-таки в пять раз выше, чем в случаях гриппа. Исходя из всего этого (и с учётом более молодой демографической ситуации в Африке, Южной и Юго-Восточной Азии) я предполагаю, что можно ожидать примерно 200 000-300 000 смертей в США, и 3 миллиона во всём мире. Возможно, несколько больше, если медицинская система будет перегружена, или меньше, если инфекция растянется во времени. Это серьёзные цифры. Со времени пандемии гонконгского гриппа 1968/69 года мир не испытывал ничего подобного. Мои догадки могут на порядок отличаться от реальности. Каждый день СМИ сообщают об общем количестве случаев вируса, но на самом деле никто не имеет ни малейшего представления, каково реальное число. Была проверена только малая часть населения. Если у десятков миллионов есть вирус без симптомов, мы об этом ничего не узнаем. Ещё более усложняет вопрос высокий уровень ложных срабатываний для имеющихся способов тестирования, возможно, до 80%, о чём много где говорится. Повторюсь: никто, включая меня, не знает, что на самом деле происходит. Давайте поймём две противоречивые тенденции в сознании человека. Первая – это тенденция истерии к самоподпитке: она не воспринимает сведения, которые не вырабатывают страх, и создаёт мир по своему образу и подобию. Вторая – отрицание, иррациональный отказ от информации, которая может нарушить нормальность и комфорт. Как спрашивает один философ: Откуда вы знаете, что всё, во что вы верите, и есть истина? Ввиду полной неопределённости мой прогноз таков: кризис разразится там и так, где и как мы никогда не сможем предположить. Если итоговый подсчёт летальных исходов (который сам по себе станет предметом спора), окажется ниже, чем опасаются, многие скажут, что это сработали методы контроля. Другие скажут, что это потому, что болезнь не была такой опасной, как нас пугали. Для меня самая большая загадка, почему в настоящее время в Китае, похоже, нет новых случаев. Правительство не вводило жёсткую блокаду долгое время после обнаружения вируса. Он должен был широко распространиться во время китайского Нового года, когда в каждом самолёте, поезде и автобусе полно людей, путешествующих по всей стране. Что же происходит? Я этого не знаю, как и вы. Независимо от того, будет ли окончательное число погибших в мире 50 000, 500 000 или 5 миллионов, давайте посмотрим на другие цифры, чтобы получить некоторое представление. При этом я не говорю, что вирус не так уж и плох, и мы ничего не должны предпринимать. Дальше просто моё мнение. В прошлом году, по данным ФАО, пять миллионов детей во всем мире умерли от голода (из числа 162 миллионов с задержкой роста и 51 миллиона потерявшихся). Это в 200 раз больше, чем погибло до настоящего времени от вируса, но ни одно правительство не объявило чрезвычайное положение и не попросило нас радикально изменить наш образ жизни, чтобы спасти их. Мы также не видим аналогичного уровня тревоги и действий властей в отношении самоубийств – а это всего лишь вершина айсберга в ситуации глубокого отчаяния и депрессии. Более миллиона человек в год во всём мире и 50 000 в США совершают суицид. Или передозировка наркотиков (70 000 смертей в год в США), или эпидемия аутоиммунного дефицита, которым страдают, по разным оценкам, от 23,5 миллиона до 50 миллионов человек, или ожирение, которое поражает более 100 миллионов человек. Да и, в конце концов, почему мы не стараемся предотвратить ядерную катастрофу или экологический коллапс, а, наоборот, принимаем решения, которые увеличивают эти самые опасности? Поймите меня правильно. Дело не в том, что если мы не меняем способы справиться с голодом, мы не должны менять способы справиться с вирусом. Наоборот, если мы смогли всё так быстро изменить для усмирения вируса, мы можем сделать то же самое, чтобы справиться с другими проблемами. Давайте спросим себя, почему мы смогли объединить нашу коллективную волю для борьбы с этим вирусом, но не для устранения других серьёзных угроз человечеству. Почему до сих пор общество так завязло на привычном пути? Ответ показателен. Просто перед лицом голода, наркомании, СПИДа, самоубийств или экологического краха в мире мы как общество не знаем, что делать. На эти кризисы мы реагируем какой-то степенью контроля, но наши меры не очень эффективны в решении этих ситуаций. Теперь наступает заразная эпидемия, и, наконец-то, мы можем начать действовать. Это тот кризис, для которого работают системы контроля: карантин, блокировки, изоляция, мытьё рук; контроль движения, контроль информации, контроль нашего тела. Это делает вирус19 удобным хранилищем для наших зарождающихся страхов, местом, куда можно направить наше растущее чувство беспомощности перед лицом перемен, охвативших мир. Вирус19 – это угроза, с которой мы знаем, как справиться. В отличие от многих других наших страхов, вирус19 предлагает план действий. Все организации, которые создало человечество, становятся всё более беспомощными для решения задач нашего времени. Они рады тому вызову, с которым они наконец-то могут справиться. Они ликуют от возможности объявить это как чрезвычайный кризис. Их системы управления информацией естественным образом выбирают для нас самые тревожные и пугающие образы. Общество легко присоединяется к панике, воспринимая угрозу, с которой власти могут справиться, как замещение других невероятных угроз, с которыми власти не справляются. Сегодня большинство наших проблем уже не поддаются насильственным мерам. Наши антибиотики и хирургическое вмешательство не в состоянии справиться с растущим кризисом в области здравоохранения, аутоиммунных заболеваний, вредных привычек и ожирения. Наши пушки и бомбы, созданные для завоевания власти, бесполезны для преодоления межнациональной ненависти или недопущения бытового насилия в наших домах. Наша полиция и тюрьмы не излечивают растущую преступность. Наши пестициды не могут восстановить разрушенную почву. Вирус напоминает нам о старых добрых временах, когда проблемы инфекционных болезней поддавались медицине и гигиене, нацисты были подавлены наступлениями военной техники, и даже сама природа вроде как уступила технологическому прогрессу. Это напоминает времена, когда наше оружие работало, и мир, казалось, действительно улучшался по мере нарастания технологий контроля. Какие проблемы поддаются насилию и контролю? Те, которые вызваны чем-то извне, чем-то Другим. Когда причиной проблемы является что-то личное или присущее нам самим, например, бездомность или неравенство, зависимости или ожирение, то нет объекта, с которым можно было бы бороться. Мы можем попытаться искусственно создать себе врага, обвиняя, например, миллиардеров, Владимира Путина или Дьявола, но тогда мы упускаем ключевой момент, в первую очередь условия, которые позволяют размножаться миллиардерам (или вирусам). Если наша цивилизация в чём-то и преуспела, так это в борьбе с каким-нибудь врагом. Мы радуемся возможности делать то, что у нас хорошо получается, чтобы подтвердить правильность наших технологий, систем и мировоззрения. Поэтому мы сами создаём врагов, превращаем проблемы, такие как преступность, терроризм и болезни, в термины «мы против них», и мобилизуем наши коллективные усилия на все области, которые можно рассмотреть с такой точки зрения. Таким образом, мы воспринимаем вирус19 как призыв к оружию, реорганизуем общество на военный лад, и при этом рассматриваем как нечто нормальное такие явления, как вероятность ядерной катастрофы, экологического коллапса и голода пяти миллионов детей. О Тайном Заговоре Поскольку вирус19, похоже, даёт возможность реализовать многие пункты из списка желаний тоталитарной власти, то некоторые считают, что это преднамеренная игра престолов. Я не ставлю своей целью продвигать эту теорию и не собираюсь опровергать её, хотя и предложу некоторые общие соображения. Сначала краткий обзор. Теории (их много) говорят о «событии 201» (спонсоры: Фонд Гейтса, ЦРУ и т.д., сентябрь прошлого года) и об официальном документе Фонда Рокфеллера 2010 года, в котором подробно описывается сценарий «Lockstep» («строевой шаг в ногу»). В обеих бумагах изложены меры реагирования властей на гипотетическую пандемию. Они отмечают, что инфраструктура, технологии и законодательная база для военного положения готовились и готовятся уже много лет. Они говорят, что всё, что было нужно, – это способ заставить население принять всё это в свои объятия, и теперь это время пришло. Независимо от того, насколько текущие меры контроля постоянны или временны, прецеденты уже установлены для:
Это богатый материал для теорий заговора. Насколько я знаю, одна из этих теорий может быть правдой. Однако разворот событий может перейти от неосознанного сдвига системы к постоянно возрастающему контролю. Откуда этот сдвиг? Он вплетён в ДНК цивилизации. В течение тысячелетий цивилизация (в отличие от небольших родовых племён) понимала прогресс как расширение контроля над миром: одомашнивание диких животных, победа над варварами, овладение силами природы и упорядочение общества в соответствии с законом и разумом. Усиление контроля связано с Научной Революцией, которая запустила «прогресс» на новые высоты: упорядочение реальности по объективным критериям количества и качества, овладение материей с помощью технологий. Затем, общественные науки решили использовать те же средства и методы для своих амбиций создания идеального общества (это восходит к Платону и Конфуцию). Поэтому те, кто управляет цивилизацией, будут рады любой возможности усилить свой контроль, ведь он служит великому идеалу судьбы человечества: идеально упорядоченному миру, в котором болезнь, преступность, нищету и, возможно, все страдания можно устранить технологически. Не будет никаких гнусных мыслей. Конечно, при этом желательно следить за всем и вся – тем надёжнее будет обеспечено общее благо. Для них вирус19 даёт шанс показать, насколько это необходимо. «Можем ли мы теперь, в свете вируса, позволить себе демократические свободы?», спрашивают они. «Должны ли мы теперь пожертвовать ими ради нашей собственной безопасности? Это же необходимость». Это знакомый рефрен, поскольку он сопровождал другие кризисы и в прошлом, такие как 11 сентября. Перефразируя знакомую метафору, представьте себе человека с молотком, который бродит везде в поисках способа его применения. Внезапно он видит торчащий гвоздь. Он долго искал именно гвоздь, до этого безуспешно долбил по шурупам и болтам. В его мировоззрении молоток является тем инструментом, который сделает мир лучше, если вбивать именно гвозди. И вот он, гвоздь! Можно заподозрить, что в своём рвении он сам воткнул туда этот гвоздь, но это вряд ли имеет значение. Может быть, это даже не торчащий гвоздь как таковой, но достаточно похож, чтобы начать долбить. Если инструмент наготове, то всегда появится возможность его применить. Ещё добавлю для тех, кто склонен сомневаться в силе властей, возможно, на этот раз мы имеем дело только с гвоздём. В таком случае молотка пока достаточно, но тот же принцип молотка породит другие инструменты, готовые к винту, шурупу, болту, скреплению и распаду. Так или иначе, проблема, с которой мы имеем дело, гораздо глубже, чем проблема борьбы с нашествием злой армии невидимок. Даже если они существуют, учитывая направление движения цивилизации, та же тенденция сохранится и без них, или возникнут новые фантомы, которые возьмут на себя функции старых. В любом случае, мысль о том, что эпидемия – это какой-то чудовищный сюжет, заготовленный злодеями против общества, не так уж далека от образа мышления «надо найти патоген». Это менталитет крестового похода, военный. Он ищет источник социально-политической болезни во внешнем патогене, а затем с ним можно будет бороться. Как будто мучитель отделён от нас самих. Мы рискуем, если не учитываем условия, которые сделали общество благодатной почвой для заговора. Было ли это сделано преднамеренно или занесено ветром, – вопрос второстепенный. То, что я скажу далее, имеет значение, независимо от того, является ли вирус генно-инженерным биологическим оружием, связан ли он с развёртыванием 5G, используется ли для предотвращения «разоблачений», является ли троянским конём для тоталитарного мирового правительства, более смертоносен, чем нам сообщают, или менее страшен, происходит ли из биолабораторий Уханя или из Форт-Детрика, или это вообще-то именно то, о чем нам сообщают CDC и ВОЗ. Это применимо даже в том случае, если все полностью ошибаются по поводу роли предыдущего вируса SARS в нынешней эпидемии. У меня есть своё мнение, но одна вещь, которую я узнал в этой чрезвычайной ситуации – это тот факт, что я действительно не знаю, что происходит. Я вообще не понимаю, как кто-то сохраняет разум, среди бури новостей, фальшивок, слухов, скрытой информации, теорий заговора, пропаганды и политизированных историй, которые заполняют эфир и Интернет. Я хотел бы, чтобы больше людей обнимались, ничего не зная. Я говорю это как тем, кто с восторгом воспринимает наплыв такой информации, так и тем, кто ни с чем не согласен. Какую информацию мы не в состоянии воспринять, чтобы сохранить целостность собственной точки зрения? Давайте будем скромными в наших убеждениях, это вопрос жизни и смерти. Война со Смертью Мой 7-летний сын не виделся и не играл с другими детьми уже две недели. Миллионы других людей находятся в том же положении. Большинство согласится, что месяц отсутствия общения для всех этих детей – разумная цена, чтобы спасти миллион жизней. А если это спасёт только 100,000 жизней? А если расплата затянется не на месяц, а на год? На пять лет? У каждого будет своё мнение по этому поводу, в зависимости от личного понимания ценностей жизни. Давайте заменим предыдущие вопросы чем-то более личным, что вдребезги разбивает бесчеловечное утилитарное мышление, при котором люди превращаются в статистику и можно жертвовать некоторыми из них ради чего-то другого. Для меня стоит вопрос: заставил бы я всех детей страны отказаться от игр в течение всего лета, если это уменьшит риск смерти моей матери или, возможно, мой собственный риск? Или можно так: издал бы я приказ прекратить объятия и рукопожатия, если это спасёт мою собственную жизнь? Я не обесцениваю жизнь мамы или мою собственную – и та, и другая драгоценны. Я благодарен каждому дню, когда она всё ещё с нами. Но эти вопросы поднимают глубокие проблемы. Как правильно жить? Как правильно умереть? Ответ на такого рода вопросы, будь то личный вопрос или от имени общества в целом, зависит от того, как мы воспринимаем смерть и насколько мы ценим игры, прикосновения и общение, а также гражданские свободы и личные права. Нет простой формулы, чтобы сопоставить эти ценности. На протяжении всей своей жизни я видел, как общество уделяет всё больше внимания безопасности, защите и снижению рисков. Это особенно повлияло на детей: в нашем детстве было нормальным уходить за милю от дома без присмотра. Сейчас за такое поведение родителей наградят визитом из Службы защиты детей. То же самое проявляется как латексные перчатки для всё большего числа профессий; дезинфицирующие средства для рук везде; школьные здания с охраной, за запертой решёткой и камерами наблюдения; усиление безопасности аэропортов и границ; повышенное внимание к юридической ответственности и страхование ответственности; металлодетекторы и обыски перед входом во многие общественные помещения и т.д. Всё вокруг принимает форму военного положения. Мантра «безопасность прежде всего» происходит из системы ценностей, в которой главным приоритетом является выживание и которая пренебрегает другими ценностями, такими как веселье, приключения, игры и преодоление ограничений. У других культур были другие приоритеты. Например, во многих местечковых племенах, сохранивших традиции, защите детей уделяется гораздо меньше внимания, как это описано у Жана Лидлоффа в «Концепции континуума». Они позволяют детям брать на себя риски и обязанности, которые кажутся безумными большинству современных людей, полагая, что это необходимо для развития у детей уверенности в себе и здравого смысла. Я думаю, что большинство современных людей, особенно молодых людей, сохраняют часть этой врождённой готовности пожертвовать безопасностью, чтобы жить полной жизнью. Наша же культура без устали твердит нам, что жить надо в страхе, и во всех её системах воплощён страх. Их главный приоритет – сохранить безопасность. Поэтому в нашей медицинской системе большинство решений основано на расчёте риска, в ней наихудшим исходом, ставящим клеймо на репутации врача, является смерть. Но мы всё это время знаем, что смерть придёт, рано или поздно, не смотря ни на что. Спасённая жизнь фактически означает отложенную смерть. Финал программы контроля цивилизации будет заключаться в победе над самой смертью. Поскольку победа не удаётся, современное общество решает заместить такой триумф постулатом отрицания. Наше общество – это общество отрицания смерти, оно прячет трупы в землю, складирует стариков в домах престарелых, возводит молодость в ранг фетиша. Даже одержимость деньгами и имуществом – расширением эго, на что указывает слово «моё», – выражает заблуждение, что недолговечное «Я» можно сделать постоянным благодаря своим привязанностям. Всё это неизбежно, учитывая навязанную современностью историю об отдельном Себе, который находится в мире Других. Окружённая генетическими, социальными и экономическими конкурентами, эта личность должна защищаться и доминировать, чтобы быть успешной. Она должна сделать всё возможное, чтобы предотвратить смерть, которая (в концепции разделения) является полным уничтожением. Наука биология даже говорит нам, что наша природа заключается в максимальном увеличении шансов на выживание и размножение. Я спросил свою подругу, врача, которая жила с племенем Q'ero в Перу, будут ли Q'ero (если смогут) вентилировать лёгкие больного, чтобы продлить жизнь. «Конечно, нет», – сказала она. «Они призовут шамана, чтобы помочь больному хорошо умереть». Умереть хорошо (что не обязательно означает безболезненно) вряд ли найдёшь в современных медицинских словарях. В больнице нет записей о том, хорошо ли умирают пациенты. Это не будет считаться положительным результатом. В мире отдельного «Я» смерть является окончательной катастрофой. Но так ли это? Вот точка зрения доктора Лиссы Ранкин: «Далеко не все из нас хотели бы находиться в отделении интенсивной терапии, в изоляции от близких, с машинкой, которая дышит вместо тебя, с риском умереть в одиночестве, даже если это означает, что они могут увеличить свои шансы на выживание. Некоторых из нас предпочтут лучше оставаться дома в объятиях любимых, даже если это означает, что их время пришло... Помните, что смерть – это не конец. Смерть – это путь домой». Когда «Я» воспринимается как относительное, взаимозависимое и даже общественное, тогда оно перетекает в других, а другие отдают свою силу этому «Я». Понимая себя как локус сознания в матрице отношений, человек больше не ищет врага, чтобы понять каждую проблему. Он пытается понять дисбаланс в отношениях. Война со Смертью тогда сдаётся перед стремлением жить хорошо и полноценно. И мы видим, что страх смерти – это на самом деле страх жизни. Сколько жизни мы потеряем, оставаясь в безопасности? Тоталитаризм – совершенство контроля – является неизбежным конечным продуктом мифологии отдельного «Я». Что ещё, кроме тотальной угрозы жизни, такой как война, заслуживает тотального контроля? Поэтому Оруэлл («1984») определил вечную войну как важнейший компонент сохранения власти Партии. На фоне программы контроля, отрицания смерти и отдельного «Я» предположение о том, что государственная политика должна стремиться минимизировать количество смертей, почти не подлежит сомнению. Эта цель первична по отношению к другим, таким как игры, свобода и т.д. Вирус19 даёт возможность посмотреть шире. Да, давайте будем считать жизнь священной, более священной, чем когда-либо. Смерть учит нас этому. Давайте считать каждого человека, молодого или старого, больного или здорового, священным, драгоценным, любимым существом, которым он и является. И в кругу наших сердец давайте освободим место и для других священных ценностей. Священная жизнь – это не просто долгая жизнь, это полноценная, хорошая и праведная жизнь. Как любой страх, страх вокруг вируса19 намекает на что-то большее. Любой, кто пережил смерть близкого человека, знает, что смерть – это портал для любви. Вирус возвёл смерть в фокус сознания того общества, которое отрицает смерть. По ту сторону страха мы видим, что смерть освобождает любовь. Пусть она выльется наружу. Пусть она насытит почву нашей культуры и заполнит её до горизонта, чтобы она просочилась сквозь трещины в стенах наших заскорузлых учреждений, систем и привычек. Некоторые из них тоже могут умереть. В каком мире мы будем жить? Сколько жизни мы хотим положить на алтарь безопасности? Хотим ли мы жить в мире, где люди никогда не собираются вместе для нашей же безопасности? Хотим ли мы постоянно носить маски на лице? Хотим ли мы проходить медицинское обследование каждый раз, когда путешествуем, если это спасёт пару жизней в год? Готовы ли мы окончательно передать контроль над нашими телами медицинским властям (по решению политических) и согласиться с принудительным приёмом лекарств? Хотим ли мы полностью перейти в виртуальный мир событий? Насколько мы готовы постоянно жить в страхе? Вирус когда-нибудь сойдёт на нет, но угроза нового инфекционного заболевания останется всегда. Наша реакция на неё определяет курс на будущее. Общественная жизнь, коллективы, физические контакты сокращалась уже в течение нескольких поколений. Вместо того, чтобы ходить в магазины, мы заказываем доставку домой. Вместо детских компаний во дворе у нас есть свидания по смартфону и цифровые игры. Вместо митингов на площади мы получили онлайн-форумы. Мы хотим продолжать изолировать себя ещё дальше друг от друга и от мира? Нетрудно себе представить, особенно если нас успешно отделят друг от друга, что вирус19 будет развиваться и после 18 месяцев, в течение которых, как нам говорят, ожидается его сохранение на планете. Нетрудно себе представить, что за это время появятся новые вирусы. Нетрудно себе представить, что чрезвычайные меры станут нормой (чтобы «предотвратить возможность новой вспышки»). Ведь чрезвычайное положение, объявленное после 11 сентября, все ещё действует сегодня. Нетрудно представить, что (как нам говорят) вторичное инфицирование тоже возможно, так что болезнь никогда не пройдёт. Это означает, что временные изменения в нашем образе жизни могут стать постоянными. Чтобы уменьшить риск новой пандемии, решим ли мы жить в обществе без объятий, рукопожатий и поцелуев в щёчку, навсегда? В обществе, где мы больше не собираемся вместе? Концерты, спортивные матчи и фестивали останутся в прошлом? Дети больше не будут играть друг с другом? Всё общение будет через компьютеры и маски на лице? Без танцевальных классов, занятий каратэ, без конференций, без церквей? Прогресс будет измеряться снижением смертности? Движение человечества вперёд означает разделение? Это что, будущее? То же самое по поводу административных мер, необходимых для управления передвижением людей и потоком информации. В настоящее время все страны постепенно закрываются. В некоторых странах необходимо распечатать форму с правительственного веб-сайта, чтобы выйти из дома. Это напоминает детский сад, где нахождение каждого ребёнка контролируется. Или тюрьму. Что же, вскоре мы будем всегда передвигаться с электронными пропусками, в системе, в которой каждый шаг находится под контролем государственных администраторов и их программного обеспечения? Где каждое движение отслеживается, разрешено или запрещено? И где информация, которая угрожает нашему здоровью (опять же, по решению различных органов), для нашего же блага подвергается цензуре? Перед лицом чрезвычайной ситуации, как в случае войны, мы принимаем такие ограничения и временно отказываемся от наших свобод. Подобно 11 сентября, вирус отвергает все возражения. Впервые в истории существуют технологические средства для реализации такого видения, по крайней мере, в развитом мире (например, использование данных GPS с сотовых телефонов для отслеживания расстояний между людьми). После резкого перехода мы смогли жить в обществе, где почти вся жизнь происходит в Интернете: покупки, встречи, развлечения, общение, работа, даже знакомства. Это то, что мы хотим? Сколько спасённых жизней это стоит? Думаю, что многие из действующих сегодня мер контроля будут частично ослаблены через несколько месяцев. Частично, но всегда наготове. Пока инфекционные заболевания остаются, такие меры, вероятно, будут вновь и вновь применяться в будущем. Возможно, у многих они просто станут навязанной привычкой. Как говорит Дебора Таннен в статье Politico, вирус навсегда изменит мир, «теперь мы знаем, что прикосновение к вещам, пребывание с другими людьми и вдыхание воздуха в замкнутом пространстве могут быть рискованными... Это может стать второй природой людей: отшатываться от рукопожатий или остерегаться прикосновения к лицу. Всё общество может стать жертвой навязчиво-принудительного синдрома, поскольку никто из нас не может прекратить постоянно мыть руки». После тысяч и миллионов лет прикосновений, контактов и общения, неужели вершина человеческого прогресса в том, что мы прекращаем эти действия, потому что они слишком рискованны? Жизнь это Общество Парадокс программы контроля заключается в том, что её развитие редко приближает нас к её цели. Несмотря на то, что системы безопасности есть почти в каждом доме, люди остаются такими же обеспокоенными и неуверенными, как и сто лет назад. Несмотря на изощрённые меры безопасности, в школах продолжается пальба из пистолетов. Несмотря на большой прогресс в области медицинских технологий, люди за последние тридцать лет стали менее здоровыми, так как хронические заболевания размножаются, а продолжительность жизни не увеличивается; в США и Великобритании даже начала снижаться. Меры, принимаемые для контроля вируса19, также могут привести к большему количеству страданий и смертей, чем те, которые они предотвращают. Минимизация смертей означает контроль над теми смертями, которые мы знаем, как прогнозировать и измерять. Невозможно измерить дополнительные смерти, которые могут быть вызваны, например, депрессией от изоляции, или отчаянием из-за безработицы, или пониженным иммунитетом и ухудшением здоровья, которые вызывает хронический страх. Было доказано, что одиночество и отсутствие социальных контактов увеличивают риск опухолей, депрессии и деменции. По словам доктора медицинских наук Лиссы Ранкин, загрязнение воздуха повышает риск смерти на 6%, ожирение – на 23%, злоупотребление алкоголем – на 37% и одиночество – на 45%. Ещё одной опасностью, которая нигде не упоминается, является ухудшение иммунитета, вызванное чрезмерной гигиеной и соблюдением дистанции. Речь идёт не только о социальных контактах, необходимых для здоровья, но и о контактах с миром микробов. Вообще говоря, микробы не враги, а наши союзники для здоровья. Разнообразные жители кишечника включают бактерии, вирусы, дрожжи и другие организмы, которые необходимы для нормальных функций иммунной системы. Разнообразие этого мира поддерживается через контакты с людьми и с другими видами жизни на земле. Чрезмерное мытье рук, избыточное использование антибиотиков, асептическая чистота и отсутствие контакта с людьми могут принести больше вреда, чем пользы. В результате, аллергии и аутоиммунные расстройства могут быть хуже, чем инфекционные заболевания, на замену которых они приходят. Социально и биологически здоровье зависит от сообщества. Жизнь не процветает в изоляции. Взгляд на мир как «мы против них» ставит завесу к пониманию того факта, что жизнь и здоровье – это общественное явление. На примере инфекционных заболеваний, мы не можем посмотреть чуть дальше, за пределы этого злого возбудителя и спросить: какова роль вирусов в микробиоме? В каких состояниях организма вирусы размножаются? Почему у некоторых людей наблюдаются лёгкие симптомы, а у других – тяжёлые (кроме размытого объяснения «низкая сопротивляемость»)? Какую положительную роль могут сыграть грипп, простуда и другие не смертельные заболевания в поддержании здоровья? Образ мышления «война с микробами» приносит те же результаты, что и война с террором, война с преступностью, война с сорняками и другие бесконечные войны, в которых мы живём, в политике и друг с другом. Во-первых, это порождает бесконечную войну; во-вторых, он отвлекает внимание от реальных условий и предпосылок, которые порождают болезни, терроризм, преступность, сорняки и всё остальное. Несмотря на постоянные заявления политиков о том, что они ведут войну ради мира, война неизбежно порождает новые войны. Бомбардировка стран с целью борьбы с терроризмом не только не понимает причин терроризма, но и усугубляет условия для дальнейшего террора. Заточение преступников не только игнорирует условия, порождающие преступность, но и создаёт условия для разрушения семей и сообщества и прививает заключённым привычку к преступлениям. А режимы антибиотиков, вакцин, противовирусных препаратов и других лекарств наносят ущерб экологии организма, которая является основой сильного иммунитета. Абстрагируясь от тела, массовые кампании распыления химикатов, спровоцированные Зикой, Лихорадкой Денге и сегодняшним вирусом, нанесут непоправимый ущерб экологии природы. Кто-нибудь задумывался о том, какое влияние на экосистему окажет действие противовирусных химикатов? Такие действия (которые проводилась в разных местах в Китае и Индии) мыслимы только с позиции разделения, которая не понимает, что вирусы являются неотъемлемой частью в сплетениях жизни. Чтобы понять суть основополагающих условий, рассмотрим некоторые статистические данные о смертности в Италии (от Национального института здравоохранения), основанные на анализе сотен смертельных случаев от вируса. Из протестированных менее 1% не имели серьёзных хронических заболеваний. Около 75% страдали гипертонией, 35% - диабетом, 33% - ишемией сердца, 24% - мерцательной аритмией, 18% - сниженной функцией почек, а также другими заболеваниями, которые я не смог расшифровать в итальянском отчёте. Почти у половины умерших были три или более из этих серьёзных патологий. Американцы, страдающие от ожирения, диабета и других хронических заболеваний, по крайней мере, так же уязвимы, как и итальянцы. Должны ли мы винить в этом вирус (который убил мало здоровых людей) или мы сами виноваты в своём плохом здоровье? Здесь снова применима аналогия с тугой верёвкой. Миллионы людей в современном мире находятся в тяжёлом состоянии, просто ожидая чего-то тривиального, что отправит их на тот свет. Конечно, в краткосрочной перспективе мы хотим спасти их жизни. Опасность заключается в том, что мы теряем себя в бесконечной последовательности коротких сроков, сражаясь с одним инфекционным заболеванием за другим, и никогда не обращаем внимания на базовые условия, которые делают людей столь уязвимыми. Это гораздо более сложная задача, потому что эти условия не изменяются в результате боевых действий. Не существует патогена, вызывающего диабет или ожирение, зависимости, депрессию или пост-травматический стресс. Их причины – не кто-то Другой, не какой-то вирус, отдельный от нас самих, и мы не его жертвы. Даже при тех заболеваниях, при которых мы можем дать название патогену, как этому вирусу19, всё не так просто, как привычная война между вирусом и жертвой. Существует альтернатива микробной теории болезни, которая считает микробы частью более масштабного процесса. При подходящих условиях они размножаются в организме, иногда убивая хозяина, но часто излечивая состояния, которые позволили им приспособиться, например, путём очистки скопившегося токсичного мусора посредством кашля с выделением слизи или (образно говоря) сжигания их самих высокой температурой. Иногда это называется «теорией обитания», она говорит, что микробы являются скорее симптомом, чем причиной заболевания. Как объясняет один приятель: «У тебя рыба заболела. Теория микробов: изолировать больную рыбу. Теория обитания: почистить аквариум». Современная культура здоровья поражена какой-то шизофренией. С одной стороны, существует бурно развивающееся оздоровительное движение, которое охватывает альтернативную и холистическую медицину. Оно пропагандирует травы, медитацию и йогу для повышения иммунитета. Оно говорит об эмоциональных и духовных аспектах здоровья, таких как влияние отношений и убеждений, которые приводят к болезни или исцелению. Кажется, что цунами вируса всё это уничтожило, поскольку общество откатилось к старой ортодоксальности. Пример: калифорнийских иглотерапевтов закрыли, сочтя «несущественными». Это вполне понятно с точки зрения традиционной вирусологии. Но, как заметил один специалист по акупунктуре в Facebook: «А как насчёт моего пациента, с которым я работаю, чтобы избавить его от болеутоляющих средств при болях в спине? Ему придётся снова начать их использовать». С точки зрения медицинских властей, альтернативные методы, социальное взаимодействие, занятия йогой, пищевые добавки и т.д. несерьёзны, когда речь идёт о реальных болезнях, вызываемых вирусами. Медики вернулись в эфемерную сферу «хорошего здоровья» перед лицом кризиса. Возрождение ортодоксальности при этом вирусе настолько интенсивно, что что-либо хоть немного отклоняющееся от правил, как внутривенное введение витамина C, даже не обсуждалось (статьи всё ещё изобилуют «развенчанием мифа» о том, что витамин C помогает бороться с вирусом). Также я не слышал, чтобы CDC пропагандировал качества экстракта бузины, лекарственных грибов, NAC (N-ацетил L-цистеина), астрагала, витамина D или снижения потребления сахара. Это не пустые рассуждения на тему «хорошего самочувствия», они поддерживается обширными исследованиями и физиологическими объяснениями. Например, было показано, что ацетилцистеин (общая информация, двойное слепое плацебо-контролируемое исследование) радикально снижает частоту и тяжесть симптомов при гриппоподобных заболеваниях. Статистические данные об иммунитете, ожирении и т.д., которые я приводил, показывают, что Америка и современный мир в целом сталкиваются с кризисом здоровья. Нужно ли продолжать делать то, что мы всегда делали, только ещё более тщательно и интенсивно? До сих пор реакцией на вирус было усиление ортодоксальной медицины и отказ от нетрадиционных практик, отвержение альтернативных точек зрения. Другим ответом может стать расширение нашего угла обзора и изучение всей системы, включая вопрос о том, кто за неё платит, как предоставляется доступ и как финансируются исследования. Можно шире посмотреть на маргинальные области, такие как фитотерапия, народная медицина и энергетическая медицина. Возможно, у нас есть шанс пересмотреть имеющиеся теории болезни, здоровья и тела. Да, давайте защитим заболевшую рыбу как можно лучше прямо сейчас, но, может быть, в следующий раз нам не придётся изолировать и пичкать лекарствами столько рыбы, если мы сможем просто почистить аквариум. Я не призываю бежать закупать NAC или любую другую добавку, или что общество должно резко сменить свои действия, немедленно отменить дистанцию между людьми и вместо этого начать принимать пищевые добавки. Но мы можем использовать это крушение нормальности, эту паузу на перепутье, чтобы осознанно выбрать, по какому пути мы пойдём дальше, с какой системой здравоохранения, с какой парадигмой здоровья, в каком обществе. Эта переоценка уже происходит, поскольку витают мысли о всеобщем бесплатном медицинском обслуживании. Опять приходим к развилке дорог. Что это за всеобщее здравоохранение? Доступно для всех или обязательно для всех? Может, у каждого гражданина будет невидимая татуировка со штрих-кодом, удостоверяющая, что он прошёл все обязательные прививки и обследования. Затем можно будет пойти в школу, сесть на самолёт или зайти в ресторан. Это один из вариантов будущего. Есть ещё один вариант. Вместо того, чтобы удвоить контроль, мы могли бы, наконец, принять холистические парадигмы и практики, которые всегда признавались медициной лишь с большими оговорками, чтобы в условиях всеобщего замешательства построить вокруг них новую систему после распада централизованного контроля. Коронация Существует альтернатива райской перспективе абсолютного контроля, к которому так долго шла наша цивилизация, и который быстро приходит в упадок вместе с темпом нашего прогресса, как мираж на горизонте. Да, мы можем продолжать идти по пути ещё большей изоляции, разделения и господства существующих норм. Мы можем узаконить повышенную степень отделения и контроля, верить в то, что они необходимы для нашей безопасности, и принять такой мир, в котором мы боимся находиться рядом друг с другом. Или мы можем воспользоваться этой паузой, этим разрывом шаблонов, чтобы повернуть на путь воссоединения, холизма, восстановления утраченных связей, отремонтировать общество и возобновить поток жизни. Должны ли мы удвоить защиту отдельного «я», или мы принимаем приглашение в мир, где все мы вместе? Мы сталкиваемся с этим вопросом не только в медицине, то же самое в политике, экономике, как и в нашей личной жизни. Возьмём, к примеру, проблему складирования запасов. Воплощена мысль: «Всем не хватит, поэтому я должен убедиться, что мне-то хватит». Может быть другая мысль: «Кому-то не хватает, я поделюсь с ними тем, что у меня есть». Это дилемма между собственным выживанием и помощью другим. Для чего же нужна жизнь? Люди начинают задавать себе более масштабные вопросы, которые до сих пор поднимали только активисты. Что нам делать с бездомными? Что мы должны делать с людьми в тюрьмах? В трущобах третьего мира? Что нам делать с безработными? Как насчёт горничных в отеле, таксистов, водопроводчиков и уборщиков, водителей автобусов и кассиров, которые не могут работать из дома? И вот, наконец, появляются мысли о списании долгов и базовом доходе населения. Вопрос «Как мы защищаем тех, кто наиболее восприимчив к вирусу?» вызывает другой вопрос «Как мы вообще заботимся об уязвимых людях?» Этот импульс пробуждается в нас независимо от поверхностных рассуждений о серьёзности ситуации, происхождения вируса или наилучшем варианте сиюминутного решения. Он говорит нам, давайте серьёзно относиться к заботе друг о друге. Давайте вспомним, как мы все драгоценны и как драгоценна жизнь. Давайте проведём инвентаризацию ценностей нашей цивилизации, расплетём верёвку на ниточки и посмотрим, сможем ли мы свить более красивую. Поскольку вирус побуждает нас к состраданию, всё больше людей осознают, что мы не хотим возвращаться к «нормальной» жизни, по которой сейчас скучаем. Теперь у нас есть возможность создать новые, более сострадательные нормы. Есть много обнадёживающих признаков во всём, что происходит. Правительства, которые долгое время казались заложниками бессердечных корпоративных интересов, выделяют сотни миллиардов на прямые выплаты семьям. Дональд Трамп, доселе не известный как образец сострадания, наложил мораторий на взыскания и выселения. Конечно, можно по-разному взглянуть на эти события; тем не менее, они воплощают принцип заботы об уязвимых людях. Со всего мира мы слышим истории о солидарности и доброте. Один из друзей рассказал, что отправил по 100 долларов десяти незнакомцам, которые остро нуждались. Мой сын, который ещё несколько дней назад работал в придорожном кафе, сказал, что люди дают чаевые в пять раз больше обычного, и это люди из рабочего класса, многие из них латиноамериканские дальнобойщики, которые сами далеко не богаты. Врачи, медсёстры и работники «ключевых отраслей» рискуют своей жизнью, чтобы служить обществу. Есть много примеров любви и доброты. Возможно, мы начинаем вживаться в новую историю. Представьте себе, сейчас итальянские ВВС транслируют Паваротти, испанские военные помогают обслуживать людей, полицейские патрули играют на гитарах – чтобы вдохновить людей. Крупные корпорации дают неожиданные повышения зарплаты. Канадцы начинают «раздавать добро». Шестилетняя девочка в Австралии с радостью подарила карманные деньги, восьмиклассница в Японии сшила 612 масок, а ученики колледжей повсюду покупают продукты для пожилых людей. Куба отправляет армию «белых халатов» на помощь Италии. Домовладелец не берёт арендную плату, поэма ирландского священника вызывает ликование, инвалиды приходят работать на производство дезинфицирующих средств. Представьте себе. Иногда кризис отражает наше самое глубокое внутреннее побуждение – ответить с состраданием. Как описывает Ребекка Солнит в своей замечательной книге «Рай, созданный в аду», бедствие часто проводит к солидарности. Красивый мир мерцает на поверхности воды, и вырывается наружу, когда системы, удерживающие его под водой, ослабляют свою хватку. В течение долгого времени мы все были беспомощны перед постоянно ухудшающейся болезнью общества. Симптомы недуга цивилизации в развитом мире очевидны, будь то ухудшение здоровья, перегрузка инфраструктуры, депрессии, самоубийства, зависимости, экологическая обстановка или концентрация богатства. Мы застряли в системах и моделях, которые это всё вызывают. Теперь вирус19 подарил нам возможность перезагрузки. Перед нами миллион разветвлений дороги. Необходимый минимум дохода для каждого может означать конец экономической нестабильности и расцвет творчества, поскольку миллионы людей освобождаются от работы, которую, как показал нам вирус19, менее необходима, чем мы думали. Или при уничтожении малых предприятий: это может означать зависимость от государственной стипендии на жёстких условиях. Кризис может привести к тоталитаризму или солидарности, медицинскому военному положению или ренессансу холистики, большему страху перед миром микробов или большей устойчивости к жизни в нём, постоянным нормам соблюдения социальной дистанции или новому желанию собраться вместе. Что может направлять нас, людей и всё общество, когда мы бродим по разветвлению тропинок? На каждом перекрёстке мы можем осознавать мотив поворота: страх или любовь, самосохранение или щедрость. Должны ли мы жить в страхе и строить общество на его основе? Должны ли мы жить только для сохранения нашего отдельного «я»? Должны ли мы использовать кризис как оружие против наших политических врагов? Это не вопросы типа «всё или ничего», только страх или только любовь. Просто у нас есть возможность сделать следующий шаг к любви. Он выглядит рискованным, но не безрассудным. Он дорожит жизнью, но принимает смерть. И он верит, что за этим шагом увидит направление для следующего. Пожалуйста, не думайте, что выбрать любовь вместо страха можно силой воли, и что страх можно победить как вирус. Вирус, с которым мы встретились, – это страх, будь то боязнь самого вируса или боязнь диктаторской реакции на него, и у этого вируса тоже есть своя территория. Страх, наряду с зависимостью, депрессией и множеством физических недугов, процветает в условиях разлуки и травмы: наследственная травма, детская травма, насилие, война, жестокое обращение, пренебрежение, стыд, наказание, бедность и невидимая травма «нормального» существования. Последняя затрагивает почти всех, кто находится в мире денежной экономики, проходит современное школьное образование или живёт без сообщества или привычных связей. Эту территорию можно изменить, исцелив личную травму, или же системными изменениями в сторону более сострадательного общества, изменяя установки разделения: отдельное «я» в мире других, я не такой как ты, человечество отделено от природы. Остаться в одиночестве – это первобытный страх, а современное общество делает нас всё более одинокими. Но пришло время Воссоединения. Каждый акт сострадания, доброты, мужества или щедрости исцеляет нас от комплекса разделения, потому что убеждает и действующее лицо, и свидетелей, что в этой ситуации мы все вместе. В заключение я приведу ещё один аспект отношений между людьми и вирусами. Вирусы являются неотъемлемой частью эволюции не только людей, но и всей жизни на земле. Вирусы могут переносить ДНК из одного организма в другой, иногда вставляя это в зародышевую линию, и она становится наследственной. Известный как горизонтальный перенос генов, это первичный механизм эволюции, позволяющий жизни развиваться вместе намного быстрее, чем это возможно благодаря случайной мутации. Как однажды сказала Линн Маргулис, наши вирусы – это мы сами. Позвольте порассуждать. Возможно, сильные болезни цивилизации ускорили нашу биологическую и культурную эволюцию, награждая нас ключевой генетической информацией и предлагая как индивидуальный, так и коллективный рост сознания. Может ли нынешняя пандемия быть именно такой? Новые коды РНК распространяются от человека к человеку, наполняя нас новой генетической информацией; в то же время мы получаем другие, эзотерические «коды», которые следуют за биологическими, нарушая наши устои и системы так же, как болезнь нарушает физиологию тела. Это явление соответствует паттерну посвящения: отделение от нормальности, за которым следует неуверенность, разрушение или тяжёлое испытание, а затем (если всё закончилось) воссоединение и празднование. Возникает вопрос: посвящение во что? Какова конкретная природа и цель этого инициирования? Популярное название для пандемии предлагает ключ: коронавирус. Корона – это корона. «Новая пандемия коронавируса» означает «новая коронация для всех». Мы уже чувствуем силу того, кем мы можем стать. Истинный коронованный государь не бежит от страха, ни жизни, ни смерти. Истинный царь не доминирует и не побеждает (это теневой архетип Тирана). Истинный король служит народу, служит жизни и уважает суверенитет всех людей. Коронация знаменует собой приход бессознательного в сознание, приведение хаоса в порядок, преобразование принуждения в свободу выбора. Мы становимся правителями того неведомого, что управляло нами. Новый Мировой Порядок, которого боятся сторонники теории заговора, является отблеском великолепной возможности, доступной всем коронованным существам. Больше не рабы страха, мы можем навести порядок в королевстве и осознанно построить новое общество на основе любви, уже сияющей сквозь трещины мира разделения. |
|